Глава 1. ВЕЛОСИПЕДНАЯ ПРОГУЛКА ПО БАЗЕЛЮ



Если вы спросите среднего хиппи, с чего все началось, мнений может оказаться столько же, сколько самих хиппи. Каждый придерживается собственной хронологии. Некоторые предпочитают вести историю психоделиков от "Ригведы", древнеиндийской книги, в которой упоминаются видения в трансе, достигавшемся при употреблении растения сома. Другие ведут отсчет от древнегреческих мистерий и средневековой мистической традиции - розенкрейцеров,алхимиков и иллюминатов. Притягательная сила высшего сознания пронесла свое очарование через века, и кто бы это ни был - афиняне, с их элевсинскими мистериями, или Бальзак и Бодлер, курившие гашиш в клубе гашишистов, хиппи считали их всех своими предшественниками.

Но если у истории психоделиков может быть множество начал, все они потом неизбежно пересекаются в одной точке, описывая то, что произошло в швейцарском городке Базеле в понедельник, девятнадцатого апреля 1943 года, за несколько минут до пяти часов вечера.

Базель располагается по обоим берегам Рейна, неподалеку от места, где граничат Франция, Германия и Швейцария. Это город шпилей и мостов, банков и развитой индустрии. Расцвет его связан с тремя гигантскими химическими комбинатами, стоящими рядышком у реки: "Хоффман Ля Рош", "Циба Гайги" и "Сандоз". Наша история касается только последнего - "Сандоз Фармацев-тикалс", а если еще конкретнее - то одного из ученых-химиков, работавших там, а именно доктора Альберта Хофманна.

Альберт Хофманн, в очках, с короткой стрижкой, в свои тридцать семь выглядел именно тем, кем он бьш: типичным представителем буржуазной интеллигенции. Он пришел работать в "Сандоз" в 1927 году, вскоре после окончания Цюрихского университета. Незадолго перед этим "Сандоз" начал выпускать кроме традиционных гербицидов, инсектицидов и красок еще и лекарственные препараты.


Старая лаборатория фирмы "Сандоз". Теперь этого здания уже нет

В конце двадцатых годов двадцатого века работа в фармацевтической промышленности была для молодого химика самым увлекательным местом для ученичества. Это было время, когда специалисты тщательно исследовали все химические свойства веществ, надеясь открыть лучшие антибиотики, более безопасное средство от головной боли, открыть еще один сульфамид (который, по общему мнению, был первым "чудо-лекарством"). "Сандоз" занимался, в частности, исследованиями Claviceps purpurea (более известного как спорынья) - грибка, паразитирующего на больных зернах ржи. Хотя в народной медицине она использовалась при родах (для ускорения родовых схваток) и абортах (по той же причине), спорынья больше известна как возбудитель болезни, возникшей вместе с развитием сельского хозяйства и получившей название "огонь святого Антония". Это был страшный бич рода человеческого. У человека, съевшего пораженную спорыньей рожь, начинали чернеть и отпадать пальцы ног и рук. Затем наступала ужасная смерть. Медики называли этот недуг "сухой гангреной".

Хофманн, поначалу занимавшийся исследованиями средиземноморского морского лука, через некоторое время тоже переключился на спорынью. В течение восьми лет он методично синтезировал одну молекулу производных эрготамина за другой, проверял их на животных и, получив неблагоприятные результаты, принимался за следующую. Теоретически он хотел открыть новый аналептик - лекарство от мигрени, но в апреле 1943 года, проверив больше дюжины вариантов, он так и не приблизился к успеху. "Необычным предчувствием" назовет позднее Хофманн охватившее его весной ощущение. Предчувствие. Интуиция. Что бы это ни было, но Хофманн почувствовал, что он что-то упустил в 1938-м, когда синтезировал двадцать пятое соединение лизергиновой кислоты, носившее лабораторное название ЛСД-25.

Повинуясь этому внутреннему предчувствию, Хофманн синтезировал новую порцию ЛСД-25 в пятницу, 16 апреля. В полдень ему удалось получить кристаллическое соединение, легко растворяющееся в воде. Однако вскоре он почувствовал легкое головокружение и, взяв на работе отгул на остаток дня, отправился домой. Как только он лег в постель, у него начались галлюцинации.

В отчете, представленном Артуру Штоллю, своему непосредственному начальнику, Хофманн описывал галлюцинации как "непрерывный поток фантастических картин, удивительных образов, калейдоскопическую игру света". Подозревая, что причиной этих фейерверков явился ЛСД-25, Хофманн решил это проверить. В следующий понедельник, девятнадцатого числа, в 16.20, он в присутствии ассистентов растворил в стакане воды и выпил, как он считал, безопасную дозу - 250 микрограммов наркотика.

В 16.50 он еще ничего не чувствовал. В 17.00 он ощутил растущее головокружение, некоторые нарушения зрения и желание смеяться. Вскоре ему стало тяжело описывать свое состояние в журнале и он, прервавшись, попросил одного из ассистентов проводить его домой и вызвать доктора. Затем сел на велосипед - в военное время в связи с нехваткой бензина пользоваться машиной было не с руки - и, крутя педали, поехал домой, ощущая, как мир вокруг начинает странно вибрировать и изменяться.

Знакомый бульвар по дороге к дому превратился для Хофман-на в картину Сальвадора Дали. Ему казалось, что здания покрылись мелкой рябью. Но самым странным было ощущение, что, крутя педали, он словно бы не двигается с места.

Хофманн уже собирался было обсудить это с ассистентом (позднее тот сообщил, что они ехали довольно быстро), когда обнаружил, что голос ему не повинуется. В чем бы ни заключался механизм, с помощью которого мы облекаем мысли в слова, он больше не работал.

Когда доктор пришел к Хофманну, то обнаружил, что пациент абсолютно здоров физически, но психически... психически Хофманн висел под потолком и глядел вниз на то, что считал собственным мертвым телом. На этот раз, в отличие от прошлой пятницы, он не наблюдал никаких прекрасных фейерверков. Он чувствовал себя одержимым демонами. Когда его соседка зашла занести ему молоко (Хофманн надеялся, что оно, как универсальное противоядие, нейтрализует отраву), он увидел не миссис Р., а "злую, коварную ведьму" в "раскрашенной маске".

Он лежал в постели, мысли метались в беспорядке. Хофманн думал, не навсегда ли он сошел с ума. Вдобавок ко всему прочему его жена с детьми уехали в гости. Что будет, когда они вернутся домой и обнаружат, что папа спятил - какой поучительный пример того, чем иногда заканчиваются эксперименты в психофармакологии!

Хотя человечество с глубокой древности использовало наркотики для удовольствия и лечения, психофармакология как признанная отрасль науки насчитывает всего около ста лет. Первым научным трудом на эту тему считается "Die Narkotischen Genumittel und der Mensch" ("Наркотические возбуждающие вещества и человек") фон Бибры, опубликованный в 1855 году. В этой работе описывается семнадцать различных растений, воздействующих на человеческую психику. Фон Бибра предлагал заняться исследованиями этой почти неизвестной части ботаники, и тридцать лет спустя его путь повторил берлинский токсиколог Луис Левин. В 1886 году Левин опубликовал первое фармакологическое исследование о каве, растении южных морей. Местные жители считают, что напиток, сделанный из нее, намного превосходит по своим качествам алкоголь.


Альберт Хофманн, Отец ЛСД,
со своим детищем на руках

Через год после опубликования монографии и, вероятно, вследствие этого Левин получил от Парка и Дэвиса, американских фармацевтов, основавших международную фармацевтическую корпорацию с тем же названием, несколько кактусов мескаля. "Мускаль" или "мескаль" - так американцы называли кактус, который у мексиканцев носил названия "пейотль". Издавна популярный у мексиканских индейцев, после гражданской войны он стал распространяться и к северу от Рио-Гранде и быстро приобрел ритуальный статус у индейцев кайова и команчей. Левин, заинтересовавшись, на собственные средства отправился в юго-западную Америку, где обнаружил огромное количество образцов. Один из них, карликовый кактус, был позднее назван "Anhalonium lewinii". Вернувшись в Берлин, Левин в лаборатории выделил четыре различных алкалоида, содержащихся в пейотле, однако после того как эксперимент на животных не смог показать, который из них психоактивен, на опыты над собой не решился. Вместо этого он обратился к своему коллеге, доктору А. Хеффтеру, который принимал по алкалоиду до тех пор, пока не смог обнаружить самый сильнодействующий, названный им "мескалин".

Как в иные времена интеллектуалы сплотились вокруг энциклопедии Дидро, так и Левин и Хеффтер тоже участвовали в коллективном проекте, начатом еще Линнеем, который пытался классифицировать природу во всем ее разнообразии. Это был проект, переступавший культурные и классовые границы. В основном в нем участвовали любители: увлекающийся ботаникой священник, барон, финансировавший экспедиции, врач, любительски интересующийся токсикологией и фармакологией. Пей-отль, попавший к ним в романтическом ореоле американского фронтира, заинтересовал всех. Кактус посылали во все крупнейшие музеи. Левин самолично передал его Полю Хеннингу для берлинского королевского ботанического сада, а другой немец, Хельмхольц, послал образец в Гарвард.

Подобную посылку получил и Вейр Митчелл, физиолог из Филадельфии, специализировавшийся на нервных расстройствах ("Повреждения нервов и их последствия", 1872) и исторических романах ("Хью Винн, свободный квакер", 1896). Прочитав о пейотле в "Терапевтической газете", он написал письмо автору статьи, доктору Прентису. И вскоре получил посылку с небольшим количеством кактусов. Двадцать четвертого мая 1896 года он их попробовал.

Вначале Митчелл ощутил прилив энергии, сопровождавшийся ощущением необычайной остроты ума. Митчелл решил это проверить, засев за статью по психологии, написание которой он откладывал уже неделю. Но статья не поддавалась. Тогда он попытался сочинять стихи и решать в уме математические задачи. Но ни то ни другое не подтвердило его ощущения расширившихся умственных способностей. Тогда утомленный Митчелл отправился вздремнуть в спальню. И тут пришли видения. Позднее, на строгих страницах "Британского медицинского журнала", Митчелл, описывая эксперимент, упоминал, как перед его взором возникали тысячи галактических солнц и готическая, светящаяся слабым светом, башня вздымалась на невиданную высоту. Это был фантастический пейзаж, похожий на картины американского худож-ника Максфилда Пэрриша[1] Прочитав статью Митчелла, этим материалом заинтересовались Хэвлок Эллис и Уильям Джеймс.

Англичанин Хэвлок Эллис был во многом похож на Митчелла. Он тоже был медиком, предпочитавшим литературные труды ежедневной врачебной практике. Однако, хотя он опубликовал сотни стихов, эссе и медицинских статей, сегодня Эллиса помнят в основном по шумихе, поднятой вокруг его внушительной семитомной "Психологии секса", книги, которая была запрещена в Англии как непристойная. В страстную пятницу 1897 года, один в своем лондонском доме, Эллис, съев три пейотля, стал ждать результата. Скоро на него нахлынула лавина образов, только в отличие от видений Митчелла, они скорее напоминали картины не Пэрриша, а Моне[2].

Заинтригованный Эллис решил угостить пейотлем художника. В качестве подопытного кролика он использовал одного своего друга. Однако он дал ему слишком большую дозу, и бедняга почувствовал "адскую боль в сердце и ощущение надвигающейся смерти". В какой-то момент Эллис предложил ему съесть бисквит. Но когда художник взял бисквит, тот загорелся и крошечные голубые огоньки, перекинувшись на его брюки, заплясали у него на боку. Когда же он все-таки поднес его ко рту, тот засветился голубым светом, который был "насыщенней цвета воды в голубом гроте на Капри" - по крайней мере, именно так он описал это ошеломленному Эллису. В то время как Эллиса покорило в пейотле изменение мира - "такое тихое и внезапное чувство озарения. Понимание всего окружающего, в котором еще за мгновение до этого ты не видел ничего необычного", то художник пережил нечто похожее на помешательство: "странность происходящего потрясла его гораздо больше, чем красота".

Эллиса это не остановило. Он дал попробовать пейотль нескольким другим своим друзьям, среди которых был известный поэт Уильям Батлер Йитс. Он определял свои переживания в "другом мире" как "экстравагантные": "Это выглядело так, словно передо мной быстро прокручиваются справа налево наплывающие друг на друга пейзажи, каждый из которых был абсолютно нереален. Я видел, например, восхитительных драконов, дыхание которых казалось неподвижными струями пара, и белые мячики, балансирующие на конце этого дыхания".

Хэвлок Эллис описал свои опыты в эссе "Мескаль: новый искусственный рай", появившемся в 1898 году в "Контемпорари ревью". В основном статья была описательной, но в ней присутствовало и несколько выводов, самым смелым из которых был тот, что любой образованный джентльмен должен хоть раз или два в жизни попробовать пеиотль.

Для редакторов "Британского медицинского журнала" это было уже слишком, и они опубликовали гораздо более консервативную статью о пейотле Вейра Митчелла. Не верьте "новому раю" Элли-са, - предупреждали издатели, - на самом деле это "новый ад".

Отдавая дань уважения силе описаний мистера Эллиса и его друзей, мы хотели бы указать на то, что такое восхваление несет в себе опасность для людей... Мистер Эллис, правда, утверждает, что, по его мнению, постоянное употребление больших количеств не несет никакого вреда здоровью. Однако он говорит, что "для здорового человека попробовать раз или два мескаль это не только незабываемое удовольствие, но и, без сомнения, определенный опыт". Нам кажется, что это слишком большое искушение, по крайней мере для той части наших читателей, которые всегда ищут новых ощущений.

В ответ же на фразу Эллиса, что любой образованный человек должен попробовать пейотля, редакция сухо замечала, что индейцев кайова из американских прерий вряд ли можно назвать "самыми образованными обитателями Америки".

Читая редакционную статью, вероятно, прабабушку всех антипсиходелических статей, можно выделить два типа используемой аргументации, ни один из которых, по сути, не научен. Первый - полемическое заострение терминов, типа "рай-ад". Второй - характерное для протестантской морали утверждение, что ощущения, особенно новые ощущения, - это плохо. Наркотики вроде пейотля, писали редакторы, - это не для порядочных людей. И это - притом, что, судя по всему, они полемизировали с теми двумя уважаемыми людьми, которые уже попробовали пеиотль и считали этот опыт ценным.

Издатели "Британского медицинского журнала" подняли еще один интересный вопрос, который в то время оживленно обсуждался. Где лежит грань между правильным использованием медикаментов и злоупотреблением? Статьи о лекарствах были неотъемлемой частью "Британского медицинского журнала". Но разница была в том, что они предлагали лекарства от различных болезней, в то время как пеиотль в лечебной практике не использовался. Но разве это автоматически делает его вредным наркотиком? В чем состоит злоупотребление веществом, вызывающим у человека непатологические симптомы, такие, как экстаз, галлюцинации или даже ужас, - если оно не несет психологической или физической опасности для человека?

Однозначного ответа на это тогда не существовало. Его не существует и поныне. Дело в том, что однообразие притупляет сознание. Ежедневно то же синее небо, та же жена и те же дети. Пеиотль помогает отточить притупившееся лезвие восприятия. Так что, запрещая его, мы закрываем для себя множество возможностей...

Но вернемся к нашей истории. Как и боялись редакторы "Британского медицинского журнала", пеиотль становился все популярнее, особенно в богемных кругах Лондона, Парижа и Нью-Йорка. На мир надвигалась первая мировая война. Интеллектуальными центрами мира в ту пору были Монмартр и Гринвич-Виллидж. В Гринвич-Виллидже культурная жизнь сосредоточилась в салоне

Мэйбл Додж, богатой дамы, задумавшей стать американской мадам Сталь[3]. На ее вечерах можно было застать как Большого Билла Хэйвуда, лидера "мирового рабочего Интернационала", болтающего с анархистами Эммой Гольдман и Александром Бер-кманом, так и молодых вольнодумцев из Гарварда вроде Уолтера Липпманна и Джона Рида[4]. В 1914 году Додж организовала дома ритуальный вечер (она со значением назвала его "экспериментом над сознанием"), который почти в точности воспроизводил подлинную церемонию индейцев кайова.

Раймонд вышел и отыскал орлиные перья и зеленую ветку, из которой можно было сделать стрелу. Костром нам служила зажженная электрическая лампа, прикрытая моей красной китайской шалью. Я не помню, что изображало лунные горы, но в качестве Пути Пейотля мы использовали скатанную в длинную узкую полосу простыню, ориентированную на восток.


Установка для получения ЛСД в лаборатории Хофмана

Раймонд, как писала Додж, съев свой первый кактус, начал лаять как собака. У нее же возникло ощущение, что она плывет. Одновременно ей вдруг стали смешны все "поверхностные увлечения человечества... анархия, поэзия, политические системы, секс, общество".

Воспоминания об этом вечере помогают в миниатюре представить себе эволюцию психоделиков. Меньше чем за тридцать лет пейотль из научных кругов перекочевал в богему. Неизвестно,

как дальше распространялся бы этот "сухой виски", если бы не началась первая мировая война. После войны большой интерес вызвало открытие Эрнста Шпата, синтезировавшего психоактивный алкалоид пейотля, названный им мескалином. После того как отпала нужда есть эти отвратительные на вкус кактусы (Уильяма Джеймса стошнило после того, как он съел один. "С тех пор я испытываю видения лишь наяву", - писал он брату Генри), исследования пошли полным ходом. В начале двадцатых Карл Бе-рингер опубликовал объемный труд "Der Mescalinraush", что переводится как "интоксикация мескалином". В 1924 году Левин выпустил свою главную работу, "Фантастикум", в которой он, продолжая дело фон Бибры, каталогизировал большую часть известных наркотических растений, воздействующих на человеческую психику. Левин поделил их на пять классов: эйфоричес-кие, вызывающие видения, опьяняющие, гипнотические и возбуждающие. Спустя семь лет вышел английский перевод, о котором мимоходом упоминал Олдос Хаксли в эссе, опубликованном в чикагском "Гералд икзэминер".

Однако на самом деле случайная встреча Хаксли с "Фантастикумом" имела решающее значение. В 1931 году Хаксли абсолютно неожиданно наткнулся на эту книгу, "пыльную, валявшуюся на одной из самых верхних полок" книжного магазина. Эта судьбоносная случайность привела к тому, что пятый роман, написанный Хаксли, заметно отличался по стилю от предыдущих произведений.

В романе "О дивный новый мир" он нарисовал антиутопию, в которой связующим звеном между людьми были не этические представления, не философия национальной политики и не концепция смысла жизни - а наркотик сома, название которого Хаксли позаимствовал из "Ригведы". Хаксли, который сам придумал этот наркотик, заинтересовался и реальными результатами исследований Левина. Он сказал тогда слова, оказавшиеся пророческими:

"Все существующие наркотики, - писал он в "Гералд икзэминер", - опасны и вредны. Небеса, на которые они возносят своих жертв, превращаются в ад болезней и моральной деградации. Они убивают сначала душу, затем, через несколько лет, - тело. Где лекарство? "Запрещение", - ответят хором все современные государства. Но результаты запрещения не обнадеживают. Мужчины и женщины чувствуют такую потребность в возможности отдохнуть от реальности, что они готовы пойти на все, чтобы добиться этого... Удерживать людей от злоупотребления алкоголем или наркотиками вроде морфина и кокаина можно, лишь обеспечив их эффективной заменой этих приятных, но неизбежно отравляющих человека веществ. Человек, который изобретет такую замену, будет одним из величайших благодетелей страдающего человечества".

Альберт Хофманн не сошел с ума. Утром он чувствовал себя прекрасно. Выйдя после завтрака в сад, он отметил необычайную ясность восприятия. Все чувства обострились. Это звучало безумно, но он ощущал себя словно заново родившимся.

Любопытно, что он помнил почти все, что с ним происходило вчера вечером в мельчайших подробностях. Вероятно, это свидетельствовало о том, что сознание не отключалось в процессе эксперимента. Придя на работу, Хофманн составил отчет для Артура Штолля. "Вы уверены, что не ошиблись при взвешивании? - спросил Штолль. - Упомянутая доза верна?"

Но ошибки не было. Причиной удивительных переживаний Хофманна были 250 микрограммов вещества - чуть больше былинки. Таким образом ЛСД-25 оказалось одним из самых мощных из известных человеку химических веществ, в 5- 10 тысяч раз сильнее эквивалентной дозы мескалина.

От Хофманна ЛСД-25 перекочевало в фармакологическое отделение "Сандоз", где профессор Ротлин тестировал его токсичность на различных животных. Кошки, мыши, шимпанзе, пауки, все они под воздействием больших доз ЛСД оставались физически невредимы, однако часто в их поведении появлялись странности. Пауки, например, начинали ткать паутину более аккуратно и пропорционально при небольших дозах, при больших же теряли к ней всяческий интерес. У кошек состояние тоже менялось - от нервного возбуждения до кататонии. Но самым пророческим, хотя тогда этого еще никто не понимал, был эксперимент с шимпанзе. Однажды Ротлин сделал лабораторному шимпанзе инъекцию и отправил его обратно в клетку с другими животными. Через минуту в клетке поднялась суматоха. Нет, шимпанзе не обезумел и не стал вести себя странно. Он просто, находясь под воздействием наркотика, больше не подчинялся четкому иерархическому порядку стаи.

"Сандоз" очутился перед стандартной дилеммой. Продолжать ли исследования в надежде найти лекарство, которое можно будет выбросить на рынок, - или переключиться на другие области? На решение продолжать исследования во многом повлияло изучение мескалина профессором Берингером и другими. В "Интоксикации мескалином" Берингер отмечал сходство между интоксикацией мескалином и психозами. Вслед за ним это подтверждали и другие исследователи, например Е. Гуттманн и Г.Т. Стокингс. "Мескалиновая интоксикация, - писал последний в 1940 году, - это действительно "шизофрения", если подразумевать под этим словом "расщепление сознания". Для мескалино-вой интоксикации характерно расщепление личности, очень похожее на то, что можно обнаружить у больных шизофренией". Кроме того, что он давал мескалин больным, Стокингс попробовал его и сам. И обнаружил, что наркотик может порождать целый спектр ненормальных состояний: кататонию, паранойю, манию преследования, манию величия, галлюцинации, религиозный экстаз, навязчивое желание убийства, суицидальные порывы, апатию. Получалось, что, если прибегнуть к лексике Фрейда, такие наркотики, какмескалин, моглирасщепитьличностное эго. То есть открыть ящик Пандоры - подсознательное!

Первые эксперименты на людях, помимо тех, которыми занимались сотрудники лаборатории "Сандоз", проводил также Вернер Штолль, сын Артура Штолля, психиатр, сотрудничавший с Цюрихским университетом. Повторив некоторые эксперименты Стокингса, Штолль сделал дополнительные открытия: в небольших дозах ЛСД помогает психотерапевтическому лечению, позволяя легко проникать в сознание. Позднее ходили слухи, что одна из пациенток после принятия ЛСД совершила самоубийство. По одной из версий это была психически больнаяженщина, покончившая с собой через две недели после того, как она принимала наркотик в процессе терапии. По другим сведениям, смерть женщины наступила вследствие того, что ей давали наркотик, но не сообщили об этом.


Доктор Хофманн в компании Уильма Берроуза

Штолль опубликовал полученные данные в 1947 году, и вскоре после этого "Сандоз" выпустил на рынок ЛСД, предлагая поставлять желающим это вещество для научно-исследовательских целей. ЛСД получил торговое имя "Делизид" (Delysid). В инструкции по применению предлагалось два возможных варианта использования:

Аналитическая психотерапия: Для высвобождения вытесненного материала и создания психической релаксации, в частности при тревожных состояниях и неврозах навязчивых состояний. Экспериментальный: Принимая Делизид самостоятельно, психиатр получает возможность проникнуть в мир мыслей и ощущений душевнобольных. Делизид также может использоваться для получения модели психоза короткой длительности у нормальных субъектов, способствуя таким образом изучению патогенеза психических заболеваний.

Он появился в Америке в 1949 году - очень подходящее время для появления в обществе нового наркотика, воздействующего на сознание.

 
  1. Пэрриш, Максфилд(1870- 1966) - популярный американский график, автор многочисленных журнальных и книжных иллюстраций, создатель стиля "фэнтези".
  2. Моне, Клод (1840- 1926) - французский художник-импрессионист.
  3. Мадам Сталь, Луиза Жермена де (1766- 1817) - содержательница одного из первых прославленных литературных салонов, в котором сформировался романтизм как осознанное направление в искусстве.
  4. Липпманн, Уолтер (1889-1974) - выдающийся американский журналист, дважды лауреат Пулитцеровской премии, в молодости увлекался идеями социализма; Рид, Джон (1887-1920) - американский журналист-социалист, автор книги "Десять дней, которые потрясли мир". Умер в Москве, похоронен в Кремлевской стене.